"аписки юного врача" - цикл, состоящий из рассказов "Полотенце с петухом", "Крещение поворотом", "Стальное горло", "Вьюга", "Тьма египетская", "Пропавший глаз" и "Звездная сыпь".
Все эти рассказы в 1925-1926 гг. публиковались в московском журнале
"Медицинский работник", а также ("Стальное горло") в ленинградском
журнале "Красная панорама". При публикации все они, за исключением
двух, имели подзаголовки "Записки юного врача", или такое же
подстрочное примечание. К рассказу "Тьма египетская" имеется сноска:
"Из готовящейся к изданию книги "Записки юного врача", однако книга так
и не была издана при жизни Булгакова. В рассказе "Стальное горло"
подзаголовок был другой: "Рассказ юного врача", а рассказ "Звездная
сыпь" вообще не имел подзаголовков и примечаний, относящих его к
какому-либо циклу или книге.
Впервые 3. ю. в. в виде цикла вышли в 1963 г. в Библиотеке "Огонька" (№
23) без рассказа "Звездная сыпь" (как не имеющего прямых указаний на
принадлежность к 3. ю. в.), с изменением заглавия "Стальное горло" на
"Серебряное горло" и датировки событий с 1917 г. на 1916 г., возможно,
по цензурным соображениям, а также для искусственного сближения времени
действия с временем приезда Булгакова в село Никольское Сычевского
уезда Смоленской губернии в качестве земского врача.
К 3. ю. в. примыкает рассказ "Морфий",
опубликованный в "Медицинском работнике" в 1927 г., однако большинство
исследователей этот рассказ в состав цикла не включает, поскольку он не
только не имел никаких указаний на принадлежность к 3. ю. в. при
публикации, но и достаточно сильно отличается от рассказов цикла по
форме и содержанию.
Здесь основная часть - это не прямое повествование от имени юного
врача, а дневник такого врача, доктора Полякова, который после его
самоубийства читает товарищ Полякова по университету доктор Бомгард. В
отличие от героя-автора в 3. ю. в. главный герой "Морфия" Поляков
терпит поражение в борьбе со своим недугом - морфинизмом и гибнет.
"Морфий" задумывался Булгаковым как отдельное произведение, вне цикла
3. ю. в., хотя и на общем с ним автобиографическом материале.
В предисловии к несостоявшемуся второму изданию 3. ю. в.
сестра писателя Н. А. Булгакова (Земская) отмечала: "Уроженец большого
культурного города, любящий и знающий искусство, большой знаток и
ценитель музыки и литературы, а как врач склонный к исследовательской
лабораторной и кабинетной работе, Михаил Булгаков, попав в глухую
деревню, в совершенно непривычную для него обстановку, стал делать свое
трудное дело так, как диктовало ему его внутреннее чувство, его
врачебная совесть. Врачебный долг - вот что прежде всего определяет его
отношение к больным. Он относится к ним с подлинно человеческим
чувством. Он глубоко жалеет страдающего человека и горячо хочет ему
помочь, чего бы это ни стоило лично ему. Жалеет и маленькую
задыхающуюся Лидку ("Стальное горло"), и девушку, попавшую в мялку
("Полотенце с петухом"), и роженицу, не дошедшую до больницы и рожающую
у речки в кустах, и бестолковых баб, говорящих о своих болезнях
непонятными словами ("Пропавший глаз": "...научился понимать такие
бабьи речи, которых никто не поймет"), и всех, всех своих пациентов.
Пишет он об этом без излишней декламации, без пышных фраз о долге врача, без ненужных поучений.
Не боится он сказать и о том, как трудно ему приходится.
В жизни Мих. Булгаков был остро наблюдателен, стремителен, находчив и
смел, он обладал выдающейся памятью. Эти качества определяют его и как
врача, они помогали ему в его врачебной деятельности. Диагнозы он
ставил быстро, умел сразу схватить характерные черты заболевания;
ошибался в диагнозах редко. Смелость помогала ему решиться на трудные
операции".
В 3. ю. в. отображены многие подлинные случаи врачебной
деятельности Булгакова во время его работы в земской больнице села
Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии в период с сентября
1916 г. по сентябрь 1917 г. Туда он был направлен по мобилизации как не
годный к военной службе ратник ополчения 2-го разряда для замещения
вакансии земского врача. С 20 сентября 1917 г. до февраля 1918 г.
Булгаков продолжал службу в земской городской больнице Вязьмы в той же
Смоленской губернии, однако этот период отразился только в обрамляющем
рассказе доктора Бомгарда в "Морфии", где основная часть - дневник
доктора Полякова - тоже связана с опытом работы в Никольском, названном
здесь Гореловым.
18 сентября 1917 г. Сычевская земская управа в связи с переводом в
Вязьму выдала Булгакову удостоверение с развернутой характеристикой его
работы в Никольском: "...С 29-го сентября 1916 года и по 18 сентября
сего 1917 года состоял на службе Сычевского земства в должности Врача,
заведовавшего Никольской земской больницей, за каковое время
зарекомендовал себя энергичным и неутомимым работником на земском
поприще. При этом, по имеющимся в Управе сведениям, в Никольском
участке за указанное время пользовалось стационарным лечением 211 чел.,
а всех амбулаторных посещений было 15361. Оперативная деятельность
врача М. А. Булгакова за время его пребывания в Никольской земской
больнице выразилась в следующем: было произведено операций - ампутация
бедра 1, отнятие пальцев на ногах 3, выскабливание матки 18, обрезание
крайней плоти 4, акушерские щипцы 2, поворот на ножку 3, ручное
удаление последа 1, удаление атеромы и липомы 2 и трахеотомий 1; кроме
того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся
атером, проколы живота (2), вправление вывихов; один раз производилось
под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после
огнестрельного ранения".
Многие из упомянутых операций отразились в 3. ю. в.: ампутация
бедра ("Полотенце с петухом"), поворот плода на ножку ("Крещение
поворотом"), трахеотомия ("Стальное горло") и др. В 3. ю. в. главный
герой моложе Булгакова, хотя действие и сдвинуто на год по сравнению с
булгаковской биографией: юный врач приезжает в село в сентябре 1917 г.,
а не в сентябре 1916 г., как это было в случае с Булгаковым. В
"Стальном горле" основному персонажу 24 года, тогда как к моменту
прибытия в Никольское автору 3. ю. в. было уже полных 25 лет. Но юный
возраст не мешает герою цикла успешно преодолевать все препятствия и
успешно выполнять свою миссию.
То, что сам Булгаков был действительно хорошим врачом, подтверждает и
первая жена писателя Т. Н. Лаппа, бывшая рядом с ним и в Никольском, и
в Вязьме: "Диагнозы он замечательно ставил. Прекрасно ориентировался".
Так что здесь никакой идеализации действительности нет, при том, что
суровая деревенская реальность дана в 3. ю. в. без всяких прикрас.
3. ю. в. были ориентированы на "Записки врача" (1901) Викентия
Викентьевича Вересаева (Смидовича) (1867-1945), с которым Булгакову
позднее довелось подружиться и даже создать в соавторстве пьесу "Александр Пушкин".
Булгаковский юный врач другой, чем вересаевский. Он, в отличие от героя
"Записок врача", практически не знает неудач. Вересаев писал свою книгу
в период, когда был близок к марксистам. Ему казалось, что "пришли
новые люди, бодрые, верящие, находившие счастье не в жертве, а в
борьбе". Булгаков 3. ю. в. писал тогда, когда как раз и приходилось
пожинать плоды этой борьбы.
Для автора "Записок врача" "единственный выход - в сознании, что мы -
лишь небольшая часть одного громадного, неразъединимого целого, что
исключительно лишь в судьбе и успехах этого целого мы можем видеть и
свою личную судьбу, и успех". Для автора же и главного героя 3. ю. в.
прежде всего важен его собственный профессиональный успех, а борьбу он
мыслит не в одиночку, но в единстве с соратниками-медиками, а не с
неким аморфным и грандиозным целым. Юный врач, как видится ему в "Тьме египетской", всегда вместе со своей "ратью" - фельдшерами и медсестрами, и, может быть шире, с "отрядом врачей".
Автор 3. ю. в. утверждал силу личного подвига интеллигента, несущего
помощь страждущим и просвещение народу, тогда как Вересаев в "Записках
врача" стремился продемонстрировать бессилие одиночки, без слияния с
массой.
Первая редакция 3. ю. в. создавалась по горячим следам
событий. По свидетельству друга юности Булгакова Александра Петровича
Гдешинского (1893-1951) в письме Н. А. Земской 1-13 ноября 1940 г.,
первую редакцию будущего рассказа "Звездная сыпь" Булгаков зачитывал
родным и друзьям в Киеве в 1918 г. Не исключено, что ранний вариант 3.
ю. в., называвшийся "Записки земского врача", создавался еще во время
пребывания Булгакова в Смоленской губернии.
В письме к двоюродному брату Константину Петровичу Булгакову из
Владикавказа в Москву 16 февраля 1921 г. Булгаков упоминал среди
оставшихся в Киеве рукописей "Наброски Земского врача" и "Недуг"
(вероятно, первую редакцию "Морфия"). А в письме матери, В. М.
Булгаковой, 17 ноября 1921 г. автор 3. ю. в. уже из Москвы сообщал: "По
ночам пишу "Записки земского врача". Может выйти солидная вещь.
Обрабатываю "Недуг". После публикации рассказов из 3. ю. в. и "Морфия"
тексты ранних редакций Булгаков уничтожил.
Любопытные воспоминания о первых чтениях 3. ю. в. в Киеве в
1918 г. оставил зять Булгакова (муж его сестры Вари) Л. С. Карум
(1888-1968), послуживший прототипом Тальберга в "Белой гвардии" и "Днях Турбиных".
В неопубликованном очерке "Горе от таланта: М. А. Булгаков как человек
и писатель" он сообщает: "Тяготевший по наследству к беллетристике, он,
оказывается, приехал в Киев не с пустыми руками, а привез несколько
рассказов о своей деятельности земского врача... Ведь люди его
поколения и его среды (примечательно, что сам Карум, человек одного с
Булгаковым поколения и среды, на склоне лет предпочел от этого
поколения дистанцироваться) начинали жить дважды. Первый раз - в
условиях старой русской жизни, они кончали гимназию, университет,
обзаводились семьями, служили. Об этой жизни, в которой было не только
плохое, но и хорошее, они и вспомнили. Второй раз они начинали жить с
самого начала, уже после революции. Иногда меняли профессию, место
жительство, специальность, даже семью. И первый период будил
воспоминания. Он ушел в прошлое.
Рассказы оригинальны и свежи, раскрывают психологию врача. До того
времени широкая публика знала о переживаниях врача только по
произведениям В. Вересаева "Записки врача", но это были записки
врача-терапевта. Булгаков же описывает психику врача-хирурга, к тому же
юного. Это было ново, написано талантливо".
В мемуарной неопубликованной рукописи "Моя жизнь. Рассказ без
вранья" Л. С. Карум оставил уникальное свидетельство, как реагировали
на 3. ю. в. киевские друзья Булгакова: "В 1918 году "Записки"
производили между его приятелями фурор. По вечерам Булгаков удалялся в
комнату, которая служила ему кабинетом во время приема больных, и там
читал выдержки из "Записок" своим восторженным слушателям. Коля
Судзиловский (племянник Л. С. Карума, прототип Лариосика в "Белой
гвардии" и "Днях Турбиных") как-то раз после чтения сказал: "Это
восхитительно, замечательно". Он рассказал, что Булгаков описал случай,
когда ему пришлось в первый раз сделать при дифтерите трахеотомию.
Булгаков очень волновался, но сделал, как он говорит, операцию
блестяще, и ребенок сейчас же спокойно задышал". Здесь явно имеется в
виду ранняя редакция рассказа "Стальное горло".
В письме Н. А. Земской от 1-13 ноября 1940 г. А. П. Гдешинский
отмечал, что в письмах из Никольского "Миша очень сетовал на кулацкую,
черствую натуру туземных жителей, которые, пользуясь неоценимой помощью
его как врача, отказали в продаже полуфунта масла, когда заболела
жена... или в таком духе".
Антикулацкие настроения Булгакова находят подтверждение в его
собственноручных показаниях на допросе в ОГПУ 22 сентября 1926 г.: "На
крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она
мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать".
Однако в 3. ю. в. антикулацкие мотивы практически отсутствуют, а упор
сделан на необходимость просвещения народа. Булгаков не желал иметь
ничего общего с официальной пропагандой, клеймившей кулаков (хотя до
поры до времени допускалось их существование).
Писатель, как сообщал в донесении от 22 февраля 1928 г. неизвестный
осведомитель ОГПУ, в разговоре с исследователем-пушкинистом Н. О.
Лернером (1877-1934) утверждал: "Нужен обязательно или снова военный
коммунизм или полная свобода. Переворот... должен сделать крестьянин,
который наконец-то заговорил настоящим родным языком. В конце концов
коммунистов не так уже много... а крестьян обиженных и возмущенных
десятки миллионов".
Возможно, что эти, оказавшиеся впоследствии несостоятельными расчеты на
крестьянство, привели к приглушению кулацких черт деревенских жителей в
3. ю. в.
|