(нажмите на название статьи, чтобы прочитать ее полностью)
Сегодня Леонид Бичевин – один из самых востребованных молодых актеров. В сентябре выходит новый фильм с его участием, детективный триллер "Подсадной". Ну, а дверь в большое кино ему три года назад открыл Алексей Балабанов, доверив эпизод в скандальном фильме "Груз 200".

- Что Балабанов смог увидеть в твоей небольшой роли в «Грузе 200» такого, что пообещал снять в другом своем проекте?

- Еще на озвучании фильма он признался мне: «Ты хороший актер». В чем заключается эта хорошесть, я не знаю. Алексей просто любит снимать быстро, не любит, когда актеры делают по 8-10 дублей, его это раздражает. А я на «Грузе 200» как-то поймал свою волну, и мы все сняли очень быстро. Его это очень радовало. Потом еще и озвучка хорошая получилась, я сам все озвучивал. Мне кажется, этот фактор и стал определяющим. Хотя он не раскрыл, чем именно я ему понравился, а как-то странно добавил: «Обещаю, я тебя, наверное, еще сниму». (Смеется) А с «Морфием» получилось так: он долго искал актера, и уж не знаю, вспомнил он про меня внезапно или всегда имел в виду, но пригласил в последнюю очередь. Ему казалось, что я выгляжу чуть старше, чем герой, поэтому он долго думал. Но потом решил сместить акценты и попробовать меня. И в итоге утвердил.

- Со стороны Балабанов кажется человеком с такой сумасшедшинкой. Он на самом деле такой, или это ошибочное впечатление?

 - По правде сказать, я не до конца понимаю, что значит «с сумасшедшинкой». Иногда мне кажется, что я и сам сумасшедший. Может быть, чуть-чуть в нем это есть, но я отметил бы это в хорошем смысле. Алексей такой в отношении работы, в отношении материала, в отношении к актерам. Если предстоит снимать какой-то трудный кусок, он бывает настолько деликатен, насколько бывает и груб - все знают, как с ним трудно работать. В те моменты, когда идет сложный эпизод - когда тебе надо заплакать или сыграть очень чувственно настоящую любовь, он до последнего будет ждать, спрашивать: «Ты готов? Ты, когда будешь готов, скажи. Мы тебя подождем». И он заставит всю группу затихнуть, сидеть начеку, а когда ты скажешь, что готов, он начнет. В этом смысле эта его сумасшедшинка очень даже хорошая.

- Перед съемками в «Морфии» ты читал биографические рассказы Булгакова?

- Читал. И они мне очень помогли. Вчитываясь в автора, начинаешь проникаться его стилем, энергией, начинаешь понимать, как он думает. Все это проникает в тебя.

- Как тебе удалось так натурально сыграть наркомана? Консультировался с кем-то?

- Я был в реабилитационном центре зависимых от наркомании. Я обзвонил несколько, представлялся актером, объяснял, что мне надо посмотреть для фильма, но везде мне отказали, поскольку люди у них лечатся инкогнито. А в одном месте любезно согласились: «Приходите, мы вас познакомим с психиатром, который ведет группу и проводит семинары». Там не принудительная клиника - люди приходят туда, долгое время проводят на семинарах, потом срываются и пропадают на месяц-два, а затем появляются вновь. Одним из ведущих семинаров был Леша, он признался мне, что сам наркоман и лечится от зависимости уже 3 или 4 года с периодическим успехом. И вот он привел меня на собрание общества анонимных наркоманов, они много рассказали, посоветовали, какие фильмы посмотреть, за какими актерами понаблюдать - кто точно играет, а кто так себе. Как они говорили, кто «прочухал тему, а кто так себе». Я набрал дисков, что-то перенял у них. Но главное, что я воочию увидел этих ребят, пообщался с ними.

- «На игле» смотрел?

- Да. Но там больше внешних художественных приспособлений, все показано через кино, а не через героя.

- Давно хотел узнать, тебе по-настоящему уколы делали?

- На съемках был специальный шприц с утапливаемой иглой. Правда, однажды этот дорогой шприц сломался, а надо было снимать кадр - как я на кладбище втыкаю в ногу, и мне придумали специальную накладку, мы ее проверяли, и тогда я использовал настоящий шприц. Я просто очень боюсь всех вещей с иглами, с заражениями. Но один укол у меня был настоящий - в задницу, когда Ингеборга мне колет. У нас на съемках был врач, который ее обучил и приготовил специальный раствор с глюкозой. Он безвредный, наоборот, питательный для организма. Доктор сказал, что после него у меня сразу заработает голова. (Смеется)

- Тяжело было играть откровенную сцену с Ингеборгой, которая старше тебя на 20 лет?

- Честно говоря, я не спрашивал, сколько ей лет. Это неприлично. (Смеется) Я даже не задавался этим вопросом. Она выглядит молодо, гораздо моложе своих лет, она в прекрасной форме. Нет, меня это нисколько не смущало - я старался заниматься делом и с чувствами сыграть. И она мне в этом помогала. Я прислушивался к ее словам. Она же опытная актриса. Перед тем, как начать снимать этот кадр, мы с ней пообщались, обсудили текст. Потом была репетиция, но она была в одежде. А уже когда началась съемка, никаких советов не было. Все было нормально.

- А смешно не было?

- Единственное, из-за чего я переживал, что на нее могут не вовремя накинуть халат, и она из-за этого, возможно, начнет нервничать. Все-таки это вещи морального плана. В таких случаях, я всегда немножко стесняюсь неправильно себя повести. Естественно, я не мог позволить себе никаких шуток, ни смешка, ни улыбки, ни какого-то косого взгляда. Я отстранился, понимал, что это правильно.

- В театральном институте учат играть подобные сцены?

- Нет. Там учат играть любовь и выполнять свою работу. Да и все мы взрослые люди: все прошли через первую любовь и через первый секс. У меня есть девушка, я все видел, так что мне смущаться или ерничать по этому поводу.

- Перед тем, как сняться в «Грузе 200», ты представлял, что получится такое жесткое кино?

- В принципе, да, ожидал. Но меня ничего не смутило.

- У тебя была возможность наблюдать за процессом съемок, или все это проходило без тебя?

- Нет. Я всячески поддерживал Агнию (Агния Кузнецова, партнерша по фильму и девушка Леонида. - прим. ред.) понимал, что ей тяжело. Но раз уж мы согласились сниматься в этом фильме, то работу надо сделать хорошо. Я старался развеселить ее, успокоить, отвлечь, но так получалось, что во время съемок самых трешовых моментов меня не было рядом, не было даже в Питере.

- Какая атмосфера царила на съемках? Спокойная рабочая, веселая или напряженная?

- С Балабановым работают такие люди, которые знают, что у него будет что-то жесткое, натуральное и что эта атмосфера будет их угнетать. Но они понимают, что работают с художником, с серьезным режиссером, с мыслящим человеком, поэтому они отбрасывают все свои предрассудки и просто пытаются помочь сделать хорошее кино. Сильно напряженных моментов не было. Единственная неприятная ситуация была в Череповце, где проходила часть съемок. Как мне рассказывала Агния, там весь воздух пропитан запахами металлов и отбросов, все ходят в телогрейках. Во время одной из съемок они ехали за грузовиком, и металлическая стружка летела им в лицо. От этих запахов они просто одурели, и под конец, когда группа приехала в гостиницу, находящуюся в лесу, все напились вдрабадан. Так тяжело было и физически, и морально.

- К актеру Полуяну ты какой-то человеческой ненависти не испытывал?

- Нет. Мне Агния рассказывала, что он переживал больше, чем она. В жизни он очень деликатный человек, и у него не получалось все это играть. Он не мог перешагнуть через себя, ему было трудно и поэтому все получалось только с 4-5 дубля. И я понимаю его. Мне кажется, очень сложно играть такие вещи. Он переживал, Балабанов ругался. А в жизни он милейший человек, у него такой юмор, он настолько добрый. Классный мужик, очень классный. У меня не возникало к нему никакой неприязни. Когда мы сидели с ним, он постоянно анекдоты травил, истории рассказывал...

- Ты фильм смотрел вместе с Агнией?

- Да. Мы вместе смотрели, держались за руки. Был папа Агнии, была моя мама, был наш художественный руководитель. Они все очень переживали. Мама расплакалась, я в какие-то моменты закрывал глаза, не мог смотреть. Тяжелый фильм.

- А что мама сказала?

- Она сказала, что мы герои, и Агния в особенности. Мне кажется, после этого фильма она ее еще больше полюбила.